Анатолий Волков: «Граждан необходимо воспитывать в духе неприятия мздоимства как нормы»

Персона Анатолия Волкова примечательна в трех ипостасях. Сначала глава юридической фирмы, затем доцент кафедры в университете, сегодня — квалифицированный юрист-управленец на государственной службе. Однажды он с этой службы ушел. А когда вернулся, понял, что остался прежним. Чиновники со временем не меняются — эта аксиома применима к Волкову полностью.

С Путиным и без него

— Почему в вашем кабинете нет портрета Путина?

— В этом смысле я пока чиновник не комильфо. Оказывается, во Владивостоке довольно сложно найти качественное, в достойной рамке изображение президента. Поэтому в тайне надеюсь, что подарят что-нибудь соответствующее коллеги или друзья (смеется).

— Помимо Путина на холсте или в гипсе, хороший тон для чиновника — внимание речам главы государства. Вы слушали на прошлой неделе выступление президента об активизации борьбы с коррупцией?

— Конечно, ведь самые радикальные предложения по этому вопросу сделал именно Минюст России. В них говорится о создании специального федерального органа, аналогичного, к примеру, самостоятельному антикоррупционному комитету, существующему в Литве. Одним из основных занятий этой структуры должна стать обязательная проверка всех деклараций о доходах, которые подают чиновники всех уровней, включая депутатов. Если после изучения деклараций и сопоставления их с уровнем жизни того или иного политика или служащего у сотрудников комитета возникнут подозрения, что они получали взятки, то от расследования их уже ничто не спасет. Подобное давно практикуется в наиболее цивилизованных странах мира.

— Как вы думаете, эти усилия не напрасны в России, где идет сращивание бюрократии всех уровней с бизнесом, ведь только на взятки здесь тратится более $30 миллиардов в год?

— Можно только порадоваться тому, что наше ведомство, наравне с президентом, явилось инициатором борьбы с коррупцией в законодательных и исполнительных органах власти. Предложения Минюста совпадают с президентской линией поведения, направленной на выстраивание правового государства. Способствовать этой работе должны как простые граждане, так и государственные чиновники, знающие и уважающие закон. А поскольку таковых немного и исполнение законов на местах оставляет желать лучшего, правовую безграмотность призваны ликвидировать юристы, работающие непосредственно на государство.

— Мировой опыт показывает, что победить коррупцию еще никому не удалось...

— Тем не менее опускать руки нельзя, иначе можно скатиться до уровня какой-нибудь Бангладеш. В сущности, исход этой борьбы зависит от собственно желания бороться. А если есть желание, определенные силы и средства, значит нужна соответствующая нормативно-правовая база. Сегодня Министерство юстиции как раз и занимается тем, что не только осуществляет юридическую экспертизу нормативно-правовых актов, издаваемых правительством и принимаемых Госдумой, но и осуществляет аналогичную работу в регионах посредством территориальных управлений. Приводя региональное законодательство в соответствие Конституции РФ и федеральным законам, такие Управления, как наше, готовят правовую основу под реализацию последующих решений президента. Таким решением может быть и создание упомянутого антикоррупционного комитета. Уверен, произвола и карательных мер на местах не будет. Наверняка, сначала в крае будет сформирована специальная межведомственная комиссия из представителей правоприменительных и правоохранительных органов.

— Всевозможных комитетов и комиссий в структурах власти на наш век хватит. А кто знает, как по-настоящему победить гидру коррупции? Путин?

— Президент — не алхимик, создающий панацею от всех зол. Взяткам и порождающим их причинам должно противостоять все общество. Граждан необходимо воспитывать в духе неприятия мздоимства как нормы жизни. Одним коррупция выгодна, другие с ней смирились, третьи — таких, безусловно, меньшинство — не дают взятки принципиально, хотя в иной жизненной ситуации это кажется единственным способом решить возникшую проблему. Бюрократический механизм громоздкий и неповоротливый. Чтобы преодолеть многочисленные административные барьеры, даже выстоять длинную очередь за какой-то, в принципе, никчемной бумажкой, нужны недюжинное терпение, крепкие нервы и запас времени. Тот, у кого этого нет, но есть энная сумма в конверте, предпочитает идти рискованным и незаконным, зато кратчайшим путем. Однако если дал взятку, даже найдя самооправдание этому поступку, значит, добавил жизни той самой гидре.

— Вам лично когда-нибудь приходилось давать «барашка в бумажке»?

— Нет.

— Даже скромный «презент», к примеру, коробку конфет?

— Никогда. Давайте еще раз рассмотрим природу этого явления.

Почему человек вынужден что-то кому-то давать? Потому что он дорожит своим временем, рассчитывает на ответную услугу, которую способен оказать «нужный человек». Он понимает, что взятка — это своего рода пароль. Дал — и обошел препятствие, заставил работать бюрократическую машину в свою пользу. Бесспорно, ТАК ЖИТЬ ЛЕГЧЕ. Но не легче ли, действуя в рамках закона, НИЧЕГО И НИКОМУ НЕ ДАВАТЬ?

Не сразу, ценой многих усилий, но это, как правило, удается. И потом, что, если я не хочу коробку конфет предлагать из принципа?.. Надо уметь добиваться цели, отстаивать свою точку зрения иным способом. К сожалению, сегодня мы зачастую становимся заложниками обстоятельств, когда кто-нибудь в силу каких-то, зачастую экономических, причин играет на нашей зависимости и беспомощности, вынуждая нас дать взятку. Вот этих ситуаций и надо всячески избегать. Как? Вместе с юристами и чиновниками участвовать в разъяснительной работе, общественных кампаниях «Чистые руки», как на Западе. И вообще, нужно быть патриотом своей страны, а не участником расклада «сегодня ты мне, завтра я тебе».

— А вы не находите, что патриотическому настрою мешает наша суровая действительность? Честные правоохранительные органы и справедливый суд. Давайте не будем лукавить, таковых пока нет.

— Во-первых, нельзя всех грести под одну гребенку. Во-вторых, один мудрец сказал: «Нет плохих людей, есть обстоятельства, делающие этих людей плохими». Поэтому обывательское мнение о «продажности» милиции и судов справедливо лишь отчасти. Приведу классический пример. Допустим, обстоятельства, которые изложены в исковом заявлении физическим лицом, соответствуют действительности. В ходе судебного разбирательства был вынесен вердикт, который не устраивает истца и может быть им обжалован. В этом случае закон — будь то УПК или ГПК — не сужает, а расширяет возможности: можно подавать соответствующие ходатайства, проводить слушания в суде иного района и т.д. Все это допустимо в рамках закона. Другое дело, что не всегда у истца или ответчика есть желание воспользоваться всеми предоставленными ему правами для защиты своих интересов в суде либо самостоятельно, либо с помощью защитника. Возможно, человек слабо подкован юридически или не владеет информацией о своих правах в полном объеме. Либо, если он рассчитывает на помощь со стороны, не хватает денег на адвоката. Так или иначе, это вопрос не столько личных возможностей, сколько желания. Если он решен, то закон, я полагаю, все равно восторжествует.

Больная тюрьма

— Вам никогда не казалась странной наша система наказаний преступников? Я имею в виду тюрьмы. Человека вдруг сажают в закрытое помещение и держат там. Еще бы в угол его ставили...

— Тюрьмы существуют всюду, и всюду преступников туда сажают. Лучше ничего не придумано. То есть, конечно, еще можно рубить руки, как делалось в мусульманских странах, но ведь цели три. Первая — наказать человека, вторая — перевоспитать, третья — изолировать его от общества, пока он не перевоспитался. Первая цель выполняется, поскольку в российских местах лишения свободы условия, очень мягко говоря, некомфортные. За рубежом все по-другому, и, если вы помните фильм «Хочу в тюрьму», в такую тюрьму, как в Голландии или Швеции, можно и хотеть. Цель изоляции тоже, естественно, выполняется, а что касается перевоспитания — это вряд ли можно достичь просто потому, что если человека содержать в плохих условиях, то лучше он не станет.

— А как вам такая киноаналогия? В фильме «Побег из Шоушенка» есть замечательный эпизод. По американским законам, тех, кого приговорили к пожизненному заключению, время от времени вызывают на комиссию по помилованию, чтобы проверить, исправился ли человек, не будет ли он совершать преступлений, если его выпустить. И вот туда приводят очень немолодого афроамериканца, отсидевшего 25 лет за грабеж, совершенный в ранней молодости, и начинают задавать вопросы. Он говорит очень правильные слова: «Сынок, я уже не тот человек, который много лет назад кого-то грабанул». Согласитесь, эти четверть века в условиях пусть не самых комфортаных, но можно было прожить и сохранить здоровье, интеллект, нервную систему. В наших же «зонах» через 25 лет от человека остается только дышащее тело без зубов, с прогнившими внутренними органами и подорванным интеллектом.

— Соглашусь с тем, что пенитенциарная система России всегда страдала несовершенством, что в других, экономически благополучных странах условия отбывания наказания в местах лишения свободы отвечают уровню перевоспитания в них. У нас эти вопросы всегда были сложными, потому что государству приходилось рассматривать два аспекта: моральный и материальный. Каких-то 10-20 лет назад исправительно-трудовые учреждения Российской Федерации имели возможность успешно работать и давать зарабатывать заключенным. Деньги последних переводились на лицевые счета, с которых оплачивались исполнительные листы — таким образом происходило возмещение ущерба жертвам преступлений. Сегодня столь «денежной» работы для лиц, отбывающих наказание, практически нет. Быт, методы воспитательной работы остались прежними, разве что стало больше подсобных хозяйств и за колючую проволоку пришла церковь. На излечение многих недугов, которыми больна российская тюрьма, нужны немалые средства. Они требуются как на создание рабочих мест, так и на развитие пенитенциарной системы в целом.

На службе Родине

— Семь лет вы занимались бизнесом, и довольно успешно. Почему же ушли в чиновники?

— Строго говоря, это не уход, а возвращение, поскольку после окончания юрфака я был госчиновником — пять лет работал в прокуратуре. А в бизнесе оказался по воле судьбы и в один прекрасный день понял, что адвокатура — это не мое, слишком узко. Я почувствовал, что перерос этот уровень, теряю себя как юрист. Захотелось профессиональной широты, более творческой работы. Не только общаться с людьми, но и управлять ими, передавать опыт и помогать расти коллегам, развиваться самому. Кстати, мой пример не единичный: многие прокурорские работники, которые подались в начале 90-х в адвокатские конторы, вернулись на государственную службу. Это первое. А второе — я привык к стабильной работе на государство. Давно для себя рассудил, что если и быть зависимым, то от него, а не от переменчивой Фортуны в бизнесе.

— Нынешняя должность не последняя в вашем послужном списке?

— Я не карьерист. Работаю, как ни пафосно это звучит, во благо государства и простых людей. Амбиции? Они есть, но, как человеку здравомыслящему, мне хотелось бы видеть себя на том месте, где интересно, можно развиваться и получать удовлетворение от сделанного. На этой должности я это удовлетворение получаю.

— Принято считать, что юристам, как, например, врачам и журналистам, присущ свой профессиональный цинизм. По-вашему, кто более циничен — юрист на государевой службе или его коллега из адвокатской конторы?

— Простите за банальность, но — не место красит человека, а совершенно наоборот. Поэтому все зависит от порядочности и воспитания того и другого юриста. Неважно, где они работают, с какой долей иронии относятся к окружающей действительности, коллегам и клиентам. Главное — насколько квалифицированно они помогают людям.

БЛИЦ

— Согласны с мнением, что, если чиновникам значительно повысить зарплату, они не будут брать взятки?

— Да, это один из способов, как противостоять коррупции.

— Какое качество более всего не приемлете в людях?

— Неискренность.

— А цените?

— Порядочность.

— Страдаете от водного кризиса, охватившего Владивосток?

— Естественно. Запасаюсь водой во все мыслимые и немыслимые емкости.